– Дейзен, – поправил я.

– Так вот, Дэйзи… Я Сойер, – он качнул подбородком на притихших грузчиков, которые старательно не смотрели в нашу сторону: – Я только что выкинул вон тех говнюков за борт и теперь ищу нового делового партнера.

– И что надо делать?

– Кроликов продавать.

Я подумал, что ослышался. Сойер посмотрел на меня с прищуром, стряхнул пепел в журнал учета.

– Денег за вход не прошу. Мне нужны только твои мозги, честь и совесть. С каждого проданного зверя получишь процент.

– Почему кролики?

– Их никто сюда не возит. Ну, после того гриппа… А вот я буду. На выходных поеду за первой партией, – Сойер почесал свежую ссадину на лбу, пожал плечами. – Решай. У тебя на раздумья тридцать секунд… Оп, нет, уже двадцать девять.

– Согласен! – быстро сказал я.

– Орел! Подходи после смены, – он похлопал меня по плечу так бодро, что я едва удержался на скамейке. – Ты ведь на что-то копишь? Я прав?

– Вроде того. На школу… Театральную.

Он был первым, кто не стал надо мной смеяться.

Так и повелось. После ночной смены я ехал в Сойерову берлогу, набивал кроликами переноску и работал за процент.

– Вы только посмотрите! У него лапки! У него ушки! – говорил я и тряс тощего кроля, пока тот пытался куснуть меня за палец. – Гляньте, какой милаха!

– Ну, не знаю… – отвечал мне каждый второй родитель. – У нас уже был хомячок…

– Пф! Хомячок размером с наперсток, его даже не погладишь. Хомяка можно только потерять или раздавить. А кролика даже если раздавишь – так хоть поужинаешь!

Мир не видел продажника хуже меня. Но и настойчивее тоже. Я мог по часу распинаться на пороге и преследовать клиентов неделями. Один чокнутый мужик с мухобойкой гнался за мной до самого вокзала, обещая выбить «каждый бесчестный цент». Я вернулся к нему на другой день – и продал его жене сразу трех кролей.

Сойер хвалил меня, как любимого лабрадора: да какой ты умный, да какой способный, на, возьми еще на пиво, заслужил. Я не обижался. Он учил меня ставить кролям уколы:

– Зажимаешь, оттягиваешь кожу вот здесь, смотри, чтобы не куси… Ах ты ж, падла! Цапнул все-таки… Кинь мне перекись!

– Это стероиды?

– Это их шанс прожить долгую и счастливую жизнь без гриппа. Ну, или не очень счастливую. Да и не слишком долгую… Года полтора, короче. Так, помоги руку забинтовать.

Мы списали пару уоки-токи и трепались все смены напролет. Он травил байки из личного опыта, я пересказывал мировой:

– И потом находят ровно три трупа: он, она и сын маминой подруги. И все. Финал, катарсис. Семьи мирятся, парочке ставят золотые статуи, остальным мертвым достается только вечная память, потому что на всех золота не напасешься. Прием?

– Я забыл. Катарсис – это кто, жених? Прием! – кричал сквозь помехи Сойер, читавший только счета и газеты.

– Это… – я прикрывал глаза и вытаскивал термин из памяти. – Это когда человек долго страдал, а потом дошел до точки. Но не рехнулся, а стал в итоге чище и благороднее.

– Круто! Правда круто. А вот мы скорее рехнемся, тут жесть какая фура подъехала… Прием!

Спал я тогда часа по четыре. Каждый зверь приносил мне десятку. Каждая смена на складе – тоже, но этого все равно было мало. Поступить через год я мог только чудом.

– Не бьется арифметика, – заметил Сойер, когда увидел мои подсчеты.

И следом, вздохнув, предложил стать самым важным человеком в его жизни. То есть совладельцем его крошечной фирмы с правом на половину прибыли.

Что тут можно было сказать? У меня даже в горле пересохло.

В мае склад урезал зарплаты. Двое ребят ушли сразу, остальные тоже подумывали. По словам директора, за забором уже стояла очередь на наши места. Один парень буркнул, что не видит никакой очереди, хотя вот, ей-богу, зрение у него отличное.

Директор шуток не понимал, и штат стал еще меньше.

– Слушай, – сказал мне тогда Сойер. – А ведь пора расширяться.

– Куда? – удивился я.

Дела и так шли неплохо: наша рабочая партия плодилась на совесть. Крольчихи рожали сразу пачками – три детеныша, четыре, пять – и залетали снова, еще не успев их толком выкормить. Маленькие крольчатки были просто прелесть – так что шли по тройной цене.

– Комплекты, – объявил Сойер. И видя, что я не догоняю, вздохнул. – Ну, сам подумай… Голый кролик уходит за тридцатку. Потому что при нем нет ни жратвы, ни поилки – вообще ничего, кроме ушей. А вот кролик упакованный – с едой и загоном, с набором витаминов, с бантом и ошейником, наконец, – он на сколько потянет?

Я сглотнул. Цифры на внутреннем счетчике крутились как бешеные.

– Очеловечим этих засранцев, – нежно прохрипел Сойер. – У каждого кролика будет приданое. И имя. И паспорт с характеристикой. Комплектации на сотню, выгоды на… Даже считать боюсь. Короче, Дэйзи, ты готов рискнуть?

Я медлил. Если у Сойера выгорит – а у него выгорит, тут можно даже не сомневаться, – то накрылась моя учеба пушистым кроличьим задом. Мне уже точно будет не до того. Я не поступлю, не стану актером, не увижу своего лица в субботней газете, не сыграю ни Колфилда, ни Макбета… Но зато получать буду как десять Макбетов сразу.

– Дэйз! Ты сейчас ничего не планируй, просто кивни – и у нас такой пойдет сенокос, я тебе обещаю…

Я кивнул.

И был сенокос. Мы впаривали это дерьмо без счета.

Рабочий день начинался в понедельник утром и не заканчивался никогда, только повторялся из раза в раз: копировать, вставить, копировать… Телефон возьми, у меня руки грязные! Куда сунули пакет с лежанками? А, вижу. Паспорт на белого сделал? Посмотри по базе, у нас уже были Снежки? Правда были? Тогда пиши: Кокосик. И закажи побольше стремных шлеек, они влет уходят. Парни, еще жратвы! Да, мэм, у нас есть три пакета: старт, эконом и премиум. Конечно, премиум того стоит: там совсем другой уровень сервиса… Гарантия? Да, сэр, вот ваши бумаги, гарантии на все, включая игрушки. Пункт пять, если ваш кролик ум… э-э-э, отъедет от гриппа – мы заменим его совершенно бесплатно. Само собой, подберем похожего, чтобы крошка Линдси не плакала… Да, милая, что такое? Хочешь домик для своего кролика? А может, ему и подружка нужна?

Мы оба ушли с работы. Некогда было таскать рыбкам корм: у нас и своих ртов хватало. Один наш подай-принеси-мальчик превратился в трех полноценных помощников, восемь кроликов выросли в стадо на двести рыл. И оно не кончалось, сколько ни продавай.

Сойер печатал листовки («Пять причин выбрать кролика вместо собаки: например, вы хоть видели размер налога на собак?»). Сойер давал интервью зоошизе («Конечно, мы согласны! Меху на воротнике не место. Его место на кроличьей жопке, на мягкой подстилке, в уютном вольере. Дружить надо с природой, вот что мы думаем»). Сойер оформил нас как приют, и про налоги никто больше не вспоминал. Вообще все росло и ширилось только из-за Сойера, а я тупо принимал, продавал и старался не раскачивать лодку.

– Я – фонтан, – говорил захмелевший Сойер, когда мы, еле живые от усталости, валялись на драном матрасе с бутылкой перцовки. – А ты моя рабочая лошадка. Пони по имени Стабильность.

– Скорее Скучища, – мрачно отзывался я. – Пони-в-унылой-попоне. Пони-всегда-в-законе.

– Вот только скажи мне, – не слушая продолжал Сойер. – Вырастим мы табун кроликов. Продадим по паре штук в каждый дом. А дальше что?

– Ну что-что… – язык у меня едва ворочался. – Поставки потихоньку налаживать… Мясо, шкурки.

– Мясо?..

– Ага. Тушеный кролик, печеный, рагу… Мясо.

– А ведь точно. Чертов ты гений, Дэйзи…

– Ну да, – хихикал я. – Мы тут оба гении. Паси собак, полковник Сандерс! Дэйзи и Сойер выходят на тропу большого бизнеса.

Мы переехали на ферму. Точнее, купили ферму. Старую, заброшенную, засранную десятками